27 января исполнилось 78 лет со дня полного снятия блокады Ленинграда. Этот день вошел в календарь истории как День воинской славы. Блокада длилась 872 дня (с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944-го) и унесла свыше одного миллиона человеческих жизней.
Блокада – это та правда о Великой Отечественной, к которой трудно прикасаться. В годы войны лишения испытывала вся страна, но на долю ленинградцев выпали самые страшные испытания. То, что пережили жители города-героя, ни до, ни после не выпадало на долю обычных мирных жителей. Им пришлось испытать не только физические, но и нравственные муки. Накал страстей человеческих в блокаду вырос чрезвычайно – от мучительных падений до наивысших проявлений сознания, любви, преданности.
В нашем районе проживает 3 человека, переживших блокаду. Все они 27 января получили от имени Главы Смоленского района Ольги Павлюченковой поздравительный адрес, подарки, теплые слова и пожелания стального здоровья, большого счастья и долгих лет жизни. Блокадниц навестила заместитель Главы района Инесса Ккарамулина.
Нина Михайловна Князева, Вера Васильевна Павлова и Елена Владимировна Топилина – последние очевидцы тех страшных событий, чья стойкость и любовь к жизни могут служить примером для всех последующих поколений.
Ежегодно в день снятия блокады Ленинграда представители районной и местных администраций приходят к ним в гости. Не забывают блокадниц и школьники, для которых рассказы старшего поколения стали прекрасным дополнением к прочитанным книгам и просмотренным кинофильмам и телепередачам о войне…
Бомбежки были самым страшным
Вера Васильевна Павлова из села Пригорское – живой свидетель блокады Ленинграда. Ее родители приехали в город на Неве из смоленской деревни Милюты, что на границе с Белоруссией. Когда началась война, отец ушел на фронт, а мать осталась с тремя детьми.
На детей давали по 125 граммов хлеба, и бедная женщина делила его на несколько кусочков и понемножку давала малышам. До войны она работала на ткацкой фабрике «Красный маяк», и с другими работницами ходила в цеха, где они срезали кожаные ремни со станков, а потом вываривали их и ели. Немного каши получала она, как жена военного, в офицерской столовой.
Особенно трудным был период с осени 1941 до 1942 года. Голод и холод буквально косили несчастных. То и дело объявляли воздушную тревогу, и тогда мать с детьми пряталась в бомбоубежище. От недоедания молоко у нее пропало, и малышка, сестренка Веры Васильевны, была обречена. Она умерла в самом начале блокадной зимы.
Но самым страшным, по воспоминаниям В.В. Павловой, были бомбежки. Чудовищный грохот от разрывов снарядов и бомб невероятно пугал детей, они прижимались друг к другу, закрывали глазенки, искали утешения на материнской груди.
Не погибнуть от холода помогала печь-буржуйка. Ее трубу вывели в окно и бросали в ненасытную топку все, что имело способность гореть и создавать в помещении мало-мальский уют.
Мать ходила в соседние деревни обменивать какие-то вещички на картошку, на колхозных полях отыскивала мерзлые корнеплоды и возвращалась домой, замирая от страха: как там без нее дети?
В 1942 обреченных начали вывозить по Дороге жизни через Ладогу. Семья нашла приют в Ярославской области, а после освобождения Смоленщины вернулась, наконец, домой.
А память забыть не дает
Особый отрезок жизненного пути Нины Михайловны Князевой, жительницы села Ольша Дивасовского сельского поселения, – война. И самый страшный – блокада. Для нее это слово связано не со школьными уроками истории, а с историей своей семьи.
Родители Нины Михайловны приехали в Ленинградскую область в 30-е годы прошлого века. Мама-бухгалтер и отец-экспедитор каждый день ездили на работу в Ленинград, Ниночка ходила в школу, младшая Галочка – в детский сад.
Когда началась война, Нине Михайловне было 11. Отец ушел на фронт и пропал без вести. Только после войны выяснилось, что погиб он в фашистском плену.
А потом в жизнь пришла главная примета того страшного времени – продуктовые карточки. И если старшая Нина понимала, что пайку хлеба нужно экономить, то как было объяснить младшей, трехлетней малышке, что еды попросту нет…
В школе, которую посещала Нина Князева, был устроен детский дом. Каждый день она ходила туда за поварешкой супа (хотя трудно назвать так воду с пшеном). Скудный рацион состоял из дуранды и гнилой картошки, из которой даже умудрялись печь оладьи.
Мама Нины Михайловны прекрасно шила, вышивала скатерти, салфетки и полотенца. Именно ее золотые руки и помогли мастерице уберечь детей в злую годину. На красивые изделия всегда был спрос, и ей удавалось обменять их хоть на какую-то еду.
А когда стало совсем голодно, мама решилась продать отцовское выходное пальто. За него дали четверть мешка овса. И это был настоящий праздник.
Помнит она, как у стены детского дома штабелями в два ряда были уложены трупы умерших. Поначалу она не обращала внимания на странное нагромождение, но, когда присмотрелась и поняла, что это, чуть сознание от страха не потеряла. Шла Нина в этот день домой быстрее обычного – были бы силы, наверное, побежала бы.
Потом приезжали машины и грузили тела, а через несколько дней взгляд ребенка вновь натыкался на горы сброшенных трупов. Их было очень много и хоронили их всех вместе в траншеях, выкопанных наспех.
Самым большим горем девочки во время войны стала кража продуктовых карточек. Она шла в магазин, когда внезапно подбежавший мальчишка вырвал бесценное богатство из ее ослабевшей ручонки и скрылся. Казалось, что с их пропажей она потеряла что-то самое дорогое – не столько хлеб, сколько саму жизнь. Но, к сожалению, такие случаи не были редкостью. Обезумевшие от голода люди, потерявшие человеческий облик, шли на самые страшные злодеяния. Так, однажды наша героиня была свидетелем драмы, разыгравшейся в очереди за хлебом. Подойдя к окошку раздачи, паренек взял буханку и стал жадно откусывать от нее кусок за куском. В чем была причина людского гнева, Нина Михайловна не поняла, но то, как толпа в остервенении буквально разорвала парня на части, запомнила навсегда…
23 июля 1942 года несчастных эвакуировали в Ярославскую область. Плыли пароходом, поездку Нина Михайловна запомнила плохо: всю дорогу ее нестерпимо тошнило, а сверху бомбили немцы.
«Мои корни в Ленинграде!»
В отличие от наших предыдущих героинь, Елена Владимировна Топилина из села Печерск считает себя коренной петербурженкой, и имеет на это полное право, поскольку родилась она в Ленинграде в июне 1939 года.
В силу возраста ее память не сохранила эпизоды страшных событий, которые стали частью обыденной жизни каждого блокадника, и многие моменты помнит только со слов мамы.
– Знаю, что жили мы в центре города, недалеко от Невского проспекта, – рассказывает Елена Владимировна. – Семья была творческой, среди родных тетей и дядей были артисты театра, музыканты. С началом войны они эвакуировались вместе со своими театрами. Я осталась с мамой и бабушкой.
Голод
Вначале блокады Ленинграда в результате авианалетов вражеской авиации на Бадаевских складах сгорели тысячи тонн муки и сахара. Город лишился части необходимого продовольствия. Наступил голод.
– Моя тетя резала на кусочки сапоги, варила из них студень, и тем самым спасла своего мужа от смерти, – продолжает она свое горестное повествование. – Бабушка умерла от голода в первую блокадную зиму. Мама завернула ее в какое-то покрывало, положила на саночки и отвезла туда, где громоздились горы тех, для которых борьба за жизнь уже закончилась. Весной, когда оттаяла земля, бабушку похоронили на Серафимовском кладбище в общей могиле.
Сейчас много пишут о синдроме блокадника. Большинство людей, переживших эти тяжелые дни, отмечали, что даже смерть самых близких не доходила до сердца. Словно срабатывала какая-то защитная система, и ничто не воспринималось, эмоции были подавлены, не было сил отозваться на горе.
Елена Николаевна, мама нашей собеседницы, говорила, что дети разучились шалить, играть, смеяться. Они даже перестали улыбаться. А малышня, едва вставшая на ножки, вскоре переставала ходить. Впрочем, переставали ходить и дети постарше. Измученные голодом, они превращались в вялых, апатичных старичков. На этих детей обрушилось столько лишений и страданий, что они стали нечувствительными к страшным внешним проявлениям войны и даже к смерти близких и родных.
«Не рассказывай, мама…»
– Сейчас я жалею о том, что так мало узнала о блокаде, – вздыхает Елена Владимировна. – Когда мама пыталась говорить о том времени, я всегда просила: «Не рассказывай, мама, я не могу об этом слышать!» А мама, прожив 86 лет, до последних минут помнила и о том, как всего за несколько месяцев с улиц исчезли все кошки и собаки, как погибали люди порой не столько от голода, сколько от холода, как мебелью топили «буржуйки», как воровали в очередях карточки… Нужно было спрашивать больше.
Сегодня я стараюсь чаще говорить о том периоде со своими внуками и правнуками. Уверена, что с годами они придут к еще большему осмыслению, насколько это важно!
Про хлеб и молоко
– Мама всю жизнь боялась голода, – продолжает Елена Владимировна. – Она постоянно следила за тем, чтобы в доме был достаточный запас еды, покупала крупы, соль и сахар. Не могла допустить, чтобы кончился хлеб. Бывало, вечером меня, как старшую из сестер, отправляет в магазин, не слушая возражений о том, что схожу завтра утром. Наверное, и в нас генетически закрепилось бережное отношение к этому продукту. Невозможно представить, чтобы остатки хлеба оказались в мусорном ведре. Никогда не покупаю лишнего – ровно столько, сколько могу съесть.
Верите: за некоторые поступки мне стыдно до сих пор. Бывало, мама достанет в деревне молоко, один бог знает, чего ей это стоило. А я сижу около окна и незаметно выливаю его на улицу.
Начать жизнь сначала
Вместе с мамой Елена Владимировна была эвакуирована в Коми АССР. После всех перенесенных невзгод им показалось, что очутились в раю.
– Нас откармливали рыбой, – улыбается она. – Ее было очень много и разной. А еще отпаивали рыбьим жиром. С тех пор я не выношу этого запаха и не могу есть рыбу, в которой он чувствуется особенно остро.
Только в восьмилетнем возрасте Леночка пошла в школу. Она была такой худенькой, что страшно было смотреть, и мама не рискнула отправить ее учиться раньше.
Тетя Елены после освобождения от фашистской блокады сразу вернулась в свою ленинградскую квартиру. Ее мама приехала в город позже. В их квартире уже жили чужие люди, и только фотографии на стенах напоминали о мирных днях семьи, которой больше не было…
Они нашли приют в Днепропетровской области, потом жили в Сумской. Украина не стала для них родной, и спустя годы вместе с мужем Елена Топилина переехала на Смоленщину.
Долгие годы она трудилась медицинской сестрой в одном из детсадов области. Здесь выросли ее дочь и двое сыновей. А сегодня Елена Владимировна счастливая бабушка восьми внуков и правнуков.
– Да, я не помню ужасов войны, но думаю, что и во мне, как и в моих земляках, есть особая стойкость, какая-то твердость и сила характера, которая помогла им выстоять и победить, – завершила Елена Владимировна нашу беседу.
Елена ТРУФАНОВА
