Тема СВО уже много месяцев не покидает информационное пространство. На страницах газет и журналов, с телевизионных экранов пишут и рассказывают о наших защитниках, отличившихся при выполнении задач и удостоенных госнаград, о боевом братстве, о мужестве и стойкости простых парней.

О роли медиков мы знаем гораздо меньше. А меж тем каждому понятно, что четко и слаженно функционирующая работа медицинской службы – условие боеспособности армейских подразделений.

В зоне специальной военной операции сегодня самоотверженно трудятся тысячи российских врачей, фельдшеров, медицинских сестер и санитаров. Они круглосуточно сражаются за чьи-то жизни в полевых госпиталях, под открытым огнем противника эвакуируют раненых, давая им шанс на спасение…

Пациенты врача-рентгенолога Пригорской врачебной амбулатории Александра Александровича Тупикова едва ли догадываются о том, что их доктор работал в ковидном госпитале Смоленска, что добровольцем ушел на СВО, что благодаря ему сотни бойцов были возвращены в строй.

Он еще достаточно молод. И скромен – о служении врача мы узнали случайно и не смогли не пообщаться с Александром Александровичем, попросив его рассказать о пути в профессию, ставшую призванием.

«Я понял, что смогу!»

Александр вырос в Калуге. Первым местом работы для него стало приемное отделение скорой медицинской помощи в родном городе. Дважды в неделю, с 16.00 до 23.00, 16-летний парнишка трудился здесь санитаром.

– Александр, что заставило вас в то время, когда сверстники сидели в гаджетах, быть там, где и профессиональному специалисту порой нелегко?

– Я переходил в 11 класс и хотел понять, куда поступать после окончания школы. У меня вызывали интерес такие предметы, как естествознание и биология.

Мне нравилась профессия врача, но нужно было на практике прочувствовать, насколько она сложна и ответственна.

– С чем вам пришлось столкнуться? Были ли ситуации, которые могли шокировать, напугать, вызвать другие негативные эмоции?

– На территории больницы было два корпуса. Я работал в том, который специализировался на оказании помощи наркозависимым, привозили к нам пациентов с ожогами, обморожениями, переломами, после серьезных ДТП… Да, было много неприятного, но я видел, как медики, «выключая» ненужные эмоции, старались оперативно осматривать пострадавших и отправлять их в реанимацию, когда счет шел на минуты.

– Чему вы там научились и что это дало для будущей профессии?

– Понял, что не боюсь и что могу. После работы в приемном отделении еще больше утвердился в мысли, что пойду в медицинский институт. Его окончил в 2020 году в Смоленске по направлению «педиатрия», а потом, в 2022-м, ординатуру по рентгенологии.

Во время учебы полтора года Александр работал врачом-стажером в Клинической больнице № 1, что также дало немалый практический опыт.

Получив заветный диплом, молодой специалист не предполагал, что поиск работы в областном центре станет проблемой. Помог главный врач Смоленской ЦРБ Андрей Анатольевич Зеленский, предложивший ему место в Смоленском районе, и в мае 2023 года Александр Александрович пришел в Пригорскую врачебную амбулаторию.

Его работа рентгенологом продлилась недолго – всего через полгода А. А. Тупиков ушел на СВО.

Мирную профессию – на военную

– Александр Александрович, почему вы решили стать добровольцем?

– Я молодой мужчина, я врач. Поначалу хотел уехать на месяц, чтобы попробовать свои силы, понять, смогу ли я. Начал искать информацию через Министерство здравоохранения и военкоматы. Заключил добровольческий контракт на шесть месяцев, прошел обучение. В ноябре отправился на СВО и находился там с 13 декабря по 20 мая.

– Вы практикующий специалист. Чему еще можно научить за столь короткий срок? Где проходило обучение и в чем оно заключалось?

– Все помнить невозможно, и то, что не используешь в практике ежедневно, забывается. Это касается любой профессии. При мединституте Санкт-Петербурга мы вспоминали основы оказания первой медицинской помощи в полевых условиях. После семидневных курсов врачей отправляют в зону СВО.

– Как к этому отнеслись ваши родные?

– Они приняли мое решение, хотя переживали, не без этого. Я знал куда еду, но каких-то распоряжений не оставлял. Жена (она тоже медик) и так знает, что и как нужно делать, а в остальном просто обещал, что вернусь.

Обдумывал все, что может случиться – риски, безусловно, были, и я морально подготовил себя к этому. Но старался о плохом не думать, потому что ехал туда не умирать, а помогать.

– Кем по специальности были ваши коллеги?

– В основном это хирурги, травматологи-ортопеды, терапевты, анестезиологи. Большинство мужчины.

– Поделитесь первыми впечатления о зоне военного конфликта.

– Мне предстояло работать в полевом госпитале, рассчитанном на более чем 600 коек. Здесь были задействованы более 80 врачей, более 150 человек среднего и младшего медперсонала.

Все для меня было в новинку, требовалось привыкнуть ко многому, но потрясения не было.

– С какими ранениями поступали ваши пациенты?

– Сегодня на поле боя используются самоходные артиллерийские установки, бои ведутся артиллерией, минометами и дронами различных типов. Отсюда проникающие ранения, минно-взрывные травмы, акубаротравмы (черепно-мозговые травмы).

– Как был выстроен весь процесс оказания помощи? Насколько он был эффективен?

– По моему мнению, выстроенный процесс эффективен на 100%. Первые прибывшие открывали полевой госпиталь, организовывали все с тем оборудованием, которое было. Через некоторое время доставляли новое оборудование, происходила замена медперсонала.

Работа шлифовалась до автоматизма и соответствовала высокому уровню оказания медпомощи: каждый знает свою задачу, все друг другу помогают как могут, по своей специальности выкладываются на сто процентов, никакой суеты и паники. Все нацелено на то, чтобы помочь каждому пациенту и не перегружать персонал, дать возможность медикам отдыхать, чтобы концентрация внимания во время операций была предельной.

Цена жизни – время

– Какая задача была поставлена перед медиками?

– Это лечение больных и раненых и возвращение их в строй или эвакуация на следующий этап долечивания.

На СВО самое главное, чтобы бойцу грамотно была оказана первая медицинская помощь до поступления к нам – остановлено кровотечение, наложена повязка, стабилизировано его состояние.

У кого-то пальцев нет на ноге, а у кого-то нога раздроблена настолько, что приходилось собирать ее по частям. И тут зависит от профессионализма каждого. Порой не раз мысленно поблагодаришь тех, кто вовремя довез, правильно наложил жгут… Иногда конечность спасти было нельзя, но хоть жизнь человеку сохранили.

– В чем заключалась конкретно ваша функция?

– Вначале я работал с палатным рентген-аппаратом, потом госпиталь дооснастили рентгеновской установкой С-дуга. Она незаменима в операционной для визуализации костей и инородных тел (металла), с помощью этого оборудования возможно осуществлять инвазивные процедуры и операции. Мне стало проще помогать врачам операционной в извлечении осколков и сопоставлении переломов костей, чтобы у бойца правильно срослась рука или нога и в будущем конечность нормально функционировала, никак не влияя на его дальнейшую жизнь. Также я описывал различные переломы, гидротораксы, пневмотораксы, осколочные ранения…

Это другая скорость, другое оказание помощи. Поэтому для меня это было новым.

Оказание медицинской помощи в военно-полевых условиях, конечно, не имело ничего общего с больничным комфортом, однако обстановка была приближена к типовой, насколько это возможно.

Первые две недели было нелегко. Пришлось восстановить все, чему учили и из своего личного опыта многое вспомнилось. Далее работа усовершенствовалась, ускорялась, отрабатывалась до механизма.

– Что было самым трудным в психологическом плане?

– Видеть наших парней разных возрастов с тяжелыми травмами. Конечно, жалко всех. У каждого из них есть родители, жены, дети, внуки. Хочется, чтобы это быстрее закончилось, люди вернулись к мирной жизни и жили в мире и спокойствии.

Это было оправдано

– Как был устроен быт для сотрудников?

– Мы жили в отдельном одноэтажном здании с минимальными удобствами: двухъярусные кровати, душ, стиральная машина. Питались в полевой кухне все вместе – и медики, и раненые.

– График?..

– В 6.30 подъем, в 8.00 построение и напоминание о необходимости соблюдать личную безопасность, в 22.00 отбой. Без выходных. Суточные дежурства. В ночь могут вызвать в любой момент. Чаще всего вызывали при поступлении новой партии «трехсотых» (раненых), в меньшей степени – при ухудшении состояния лечащихся пациентов. И потому ты должен всегда быть наготове.

– К чему еще предстояло привыкнуть?

– Там многое непросто, постоянно приходилось держать себя в тонусе. Это было продиктовано и особыми условиями работы, и жизни, и этическими соображениями. Был ряд серьезных ограничений – отсутствие телевизора и интернета, телефон только кнопочный. И эти меры там полностью оправданы.

Конечно, и долгая разлука с близкими оказывала свое влияние. Когда ты там очень долго, да, ты скучаешь по дому, родителям и жене…

– Александр, охарактеризуйте своих коллег и пациентов. Как вели себя люди по обе стороны… операционного стола, что их отличало?

– Медперсонал вел себя высокопрофессионально, все понимали, где они находятся, куда прибыли и зачем. Потому были сдержаны, собраны, немногословны. Так же, как не позволяли себе лишних эмоций, так и не делали ничего лишнего.

Бойцы вели себя по-разному. И это понятно. Каждый по-своему проходит через испытания, и то, что для психики одного пройдет почти безболезненно, у другого оставит посттравматический синдром. Некоторых раненых приходилось призывать к порядку, объясняя им внутренний устав, что я здесь, чтобы помочь человеку, солдату, гражданину Российской Федерации встать на ноги и что ты желаешь им только добра.

Переоценка

– Александр, о том, что вы не жалеете о своей командировке я уже поняла. Что вам лично она дала?

– Конечно, не жалею, это колоссальнейший опыт. Это марафон, хороший опыт для врача, особенно молодого специалиста.

Есть такая фраза: «Честь команды – честь корабля». И если ты локоть к локтю делаешь одно дело со своими коллегами, для тебя они становятся чем-то большим, чем просто напарники.

– Когда человек находится в непривычных для себя условиях длительное время, у него происходит переоценка ценностей. Пришло ли такое переосмысление к вам?

– Безусловно. Врач-рентгенолог на СВО незаменим. Стоит на одном уровне с такими специалистами, как хирурги, травматологи-ортопеды и анестезиологи.

На СВО я прочувствовал свою значимость. Врач-рентгенолог – ключевое звено между пациентом и его оперирующим или лечащим врачом. Мною были даны заключения, на основе которых решалось, будет ли пациент проходить дальнейшее лечение, требуется ли ему реабилитация или он вновь отправится выполнять боевые задачи. Так же от врача-рентгенолога зависит, как соберут бойцу конечность, нужно ли делать репозицию переломов и многое другое… При колоссальной поддержке коллег и приобретении опыта сам становишься профессионалом.

– …И вот вы вернулись домой. Там – постоянное движение, ощущение своей значимости, а здесь – размеренная жизнь. Не было ли скучно?

– Первые три дня были какими-то скомканными, я чувствовал опустошение, морально был выжат. Дома начал понемногу адаптироваться.

…Отпечаток все равно остается. Ты уже по-другому смотришь на все, что тебя окружает. Вот идешь по улице и видишь, что некоторые даже не задумывается о том, что происходит «за ленточкой». Мы часто жалуемся на какие-то проблемы, бываем недовольны мелочами, не отдавая себя отчет в том, что где-то идет война, гибнут люди… На самом деле у нас все хорошо, но чтобы осознать это, нужно оказаться по ту сторону мирной жизни.

Правда за нами! Я верю в Россию и в нашего Главнокомандующего.

Елена ТРУФАНОВА