Есть у жителя Смоленского района, председателя областного отделения Российского союза ветеранов Афганистана гвардии подполковника Алексея Алексеевича Терлецкого одна традиция. 15 февраля, в день вывода советских войск из Афганистана, он непременно посещает сквер у КДЦ «Губернский» в Смоленске, возлагает цветы к памятнику погибшим воинам-интернационалистам и вспоминает тех, с кем воевал, и тех, кто не вернулся из боя…

В преддверии Дня защитника Отечества он побывал в редакции газеты «Сельская правда» и рассказал о том, что произошло до, во время и после его службы в Афгане. Чтобы не сбивать хронологию событий вставками авторского текста, я решила записать этот рассказ в форме монолога.

Первые потери

На момент начала афганской войны я служил на Дальнем Востоке, куда в 1975 году был распределен после окончания военного училища в Харькове. Служил я в полку имени Ленина – одном из старейших полков Вооруженных сил СССР и авиации, он был сформирован еще по указу В.И. Ленина в 1918 году.

Природа здесь была красивая, обстановка позитивная, служить было интересно, да и я был молод, поэтому даже раньше времени возвращался в часть из отпуска – хотелось скорее попасть в свою эскадрилью и летать, летать на вертолете МИ-24 днем и ночью. Здесь я дорос до звания капитана.

В декабре 1979 года наш полк построили, и командир полка Юрий Васильевич Савосин и начальник политотделаНиколай Максимович Безбородов зачитали нам новость о вводе советских войск в Афганистан. И мы все написали рапорты с просьбой отправить нас туда. По собственному желанию. Никто нас не заставлял.

Со всего полка потребовалось лишь одно звено. В Афган полетели 4 вертолета и экипаж в составе 12 человек. Мои близкие друзья. Все думали, что они быстро вернутся, ведь им предстояло лишь перегнать вертолеты в Афган, но ребята там задержались, и надолго.

В 1980 году погиб мой близкий друг Сашка Козин. Похоронили его на малой родине в Ялте, не помню уже, кто мне сказал о его гибели, но это была дикая боль… Потом погиб экипаж, в котором был Гришка Назаров – сын тети Кати, дежурившей в нашем общежитии и следившей за порядком. А друзья, возвращавшиеся из Афгана или приходившие в отпуск, рассказывали о службе «там» – о так называемом режиме подхвата, который часто приходилось применять вертолетчикам, о дикой жаре (температура была порой до +50 в тени) и о том, как жили в землянках и бараках.

Написал в медкнижке: «Годен»

Годы шли, война в Афгане продолжалась, я женился, ушел из полка и перевелся в Сызрань, став замкомандира отдельной части.

В 1987 году я был списан с летной работы по состоянию здоровья, но остался в руководстве части. В один из дней пришло известие о гибели нашего прапорщика (я с ним знаком не был), парня привезли домой в цинковом гробу. И через какое-то время в часть приходит вызов в Афган и разнарядка на мою должность. Всё, я начал собираться. Сделал себе новую медкнижку, где во всех графах написал: «Годен». Почему я так поступил? Понимаете, есть такая профессия – выполнять приказы Родины.

Летом 1987 года я отправился в Афганистан, жена знала о моей командировке, отец с матерью тоже – они же общались с родителями моих друзей по училищу и одноклассников и знали, что некоторые из них не вернулись домой. Они прекрасно понимали, что я не мог поступить иначе: я же военный, из казачьей семьи, мой отец прошел дорогами Великой Отечественной, мама пережила оккупацию, дядя пропал без вести во время войны, дедушка воевал в Гражданскую у Буденного, а в детстве мы жили у аэродрома в Ростове-на-Дону, на который садились вертолеты, – я поэтому и решил стать вертолетчиком.

Не нужно говорить о геройстве, я этого не понимаю, это жизнь армейского человека – сегодня здесь, завтра там. Я – военный, мне отдают приказания, и я должен их выполнять – речь идет о выполнении воинского долга. Это работа, пыльная, кровавая, но работа…

Я попал на аэродром Шинданд. Рядом – место, которое называлось Долиной смерти. И крепость, которую строил Александр Македонский. Почему такое название местности? В свое время английский экспедиционный корпус, вошедший на эту территорию, был почти полностью уничтожен афганцами. Они-то вояки хорошие. Хотя население в основном неграмотное, но стрелять умеют с детства.

На мой взгляд, в той военной кампании было сделано много ошибок – мало интересовались культурой и бытом местного населения, противника. Я был руководителем части и при общении с представителем народной армии не мог, например, поинтересоваться, как здоровье его жены (это было неслыханным оскорблением!), я должен был спросить: как здоровье матери твоих детей?

Самое страшное

По существующим тогда правилам каждый советский солдат и офицер в специальном журнале должны были указать, куда в случае героической гибели надо отправить тело. И все писали, хотя это было страшно…

Было страшно и другое. Все деньги за службу перечислялись на книжку, но по советским законам семья военнослужащего могла распорядиться ими только через полгода после гибели владельца книжки. И как-то я получил письмо от жены погибшего товарища, она писала, что, мол, жить не на что, деньги не отдают… Я построил бойцов части, зачитал это письмо, и все солдаты и офицеры бросили в фуражку деньги, которые мы потом отправили вдове.

Но самым страшным было, знаете, что? После гибели бойца надо было делать опись его имущества: сколько маек у него было, какое бельишко. Морально очень тяжело. Мой товарищ командир Юрий Говоров, прочитывая присланные из дома письма, сразу их сжигал. Он пояснил как-то: если меня завалят, не хочу, чтобы кто-то ковырялся в моих вещах. А я личные письма сохранил, они были у меня как охранная грамота – жена писала мне каждые три дня, они и сейчас дома лежат.

А как-то я принимал участие в торжественном мероприятии, посвященном 7 ноября, – представители афганской народной армии пригласили нас на это собрание. Уже входя в зал, меня предупредили – я держу речь и выступаю от всех. Посадили в президиум. Передо мной – полный зал людей, я начал что-то говорить, переводчик мои слова транслировал на афганском. И после одной моей фразы весь зал как подпрыгнул, все начали что-то кричать, я не понял, в чем дело, была даже мысль – скорее убежать. Но оказалось, что все хором начали выкрикивать: клянемся, клянемся, клянемся!

Мы знали про пытки душманов, как травили и издевались над нашими. Как подбрасывали минированные ручки – такая не убьет, но человек в результате взрыва останется без пальцев, были еще магнитофоны, которые, к примеру, 299 включений нормально работали, а на 300-м взрывались. Всякое было…

Они воевали за свою правду, отстаивали в той войне свои интересы, а мы – свои. Я считаю (и многие со мной согласны), это было правильное решение – ввести в Афганистан войска, тем самым мы на долгие годы притормозили наркотрафик в нашу страну. К тому же не секрет: не войди мы в Афган в тот момент, это сделали бы американцы. Конечно, никто не хотел погибать, но война, как говорят, собирала свою дань…

Получилось как-то символично. В начале войны в 1979 году при штурме Дворца Амина погиб смолянин Григорий Бояринов, а в самом конце войны при выводе советских войск из Афганистана погиб наш парень из Новодугинского района, вот так и получилось – Смоленск отметился. Когда мы выходили из Афгана, мы были убеждены, что мы – представители последнего воюющего поколения нашей страны, но нет, мы ошибались, потом был Северный Кавказ…

Место встречи

Встретила нас страна неласково, некоторые тогда говорили: мы вас туда не посылали – порой такой подход встречается и сейчас. Примеров много, многие еще наработали на пенсию и продолжают трудиться, но здоровье подводит, а попробуй-ка пройди без очереди к врачу! А один мой товарищ, потерявший ногу в Афгане, горько пошутил – представляешь, мою ногу оценили, как швабру, имея в виду, что пенсия у него не превышает цены рекламируемого товара для уборки. Кстати, чулок на культю ему на месяц бесплатно выдают всего один, а по факту надо больше. Но это уже за свой счет.

Нас разделили по адресам – в Москве для афганцев один соцпакет, в Смоленске – другой, для жителей района – третий. Ветераны боевых действий в ряде регионов страны освобождены от уплаты транспортного налога, у нас такой льготы нет даже на авто, которые выдавали бесплатно афганцам-инвалидам.

Социальное жилье, к сожалению, не строят. И в очереди на улучшение жилищных условий семьи афганцев стоят десятками лет, а после смерти главы семейства их с очереди снимают, потому как теперь квадратных метров на всех хватает. Солдатам, воевавшим в Афгане, день службы шел за три, а сейчас при расчете пенсий день за три в стаж не засчитывается.

При подготовке к прошлой годовщине вывода войск из Афганистана произошла удивительная история: два бойца с разных концов Смоленщины – Николай Пинчук и Саша Шатугаленко – узнали себя друг у друга на фото. Выяснилось, что они служили вместе, мало того, по утверждению Николая, Саша спас его и его группу от «духов», прикрывая с воздуха на вертолете. И через 40 лет встретившись в госпитале, прошли мимо друг друга, не узнав, а теперь держат связь, созваниваются…

В Афгане погибли 90 смолян, их фамилии увековечены на памятнике воинам-интернационалистам, который нам с большим трудом удалось установить у «Губернского», рядом также была открыта часовня, и только что избранный Патриарх Московский и всея Руси Кирилл приезжал ее освящать. Это был его первый визит в новом сане. Позднее недалеко от этого места свой памятник установили пограничники и Росгвардия. А совсем недавно мы поставили информационный стенд, который рассказывает смолянами туристам об этом месте.

Ведется работа над тем, чтобы повесить мемориальные доски на школах, где учились «афганцы». Растает снег – поедем убирать могилы погибших, за которыми некому присматривать.

На памятнике воинам-интернационалистам, помимо погибших в Афганистане, высечены 138 фамилий смолян, отдавших жизнь в Чечне, 4 – в Сирии и 1 – в Нагорном Карабахе. По этим спискам можно изучать историю нашей страны, хотелось бы, чтобы больше имен там не появлялось…

Олеся ТОМАШОВА